(Отрывок)
Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали, и только что собирались косить рожь.
Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые душистые пушистые кашки; молочно-белые, с яркой жёлтой серединой, «любишь-не-любишь», с своей приятной пряной вонью; жёлтая сурепка, с своим медовым запахом, высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки, жёлтые, красные, розовые скабиозы; лиловый, аккуратный, с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки - ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие цветы повилики.
Я набрал большой букет разных цветов и шёл домой, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который у нас называется «татарином» и который старательно окашивают, а когда он нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть руки. Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но это было очень трудно: мало того, что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым я завернул руку, он был так страшно крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я, наконец, оторвал цветок, стебель уже был весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, он, по своей грубости и аляповатости, не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который был хорош в своём месте, и бросил его. «Какая, однако, энергия и сила жизни, - подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. - Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь...»